***
Я полюбил холодный шум дождя,
Нападавшей листвы прикид осенний.
Опять октябрь, собакою на сене,
Промокший хлам на душу громоздя.
Ворона, на посадку заходя,
Как призрак, не отбрасывает тени.
Известно, осень - время привидений,
А небо мглою плачет, как дитя.
Колючками бессмысленно горды,
Осыпались каштанные плоды.
Придется съесть - не пропадать же пище.
И только розы снова зацвели -
Чихать им на вращение Земли.
Они примером нам с тобой, дружище.
***
Я знаю силу слов. Я знаю слов набат.
Земные пузыри, болотное свеченье,
Над мерзлою землей прощальная труба,
А дальше - стук колес до места назначенья.
Слова, что проросли холодным тростником
У серого пруда, у стылой мутной жижи.
Не спрашивай, по ком. Не спрашивай, по ком.
Нет правды на земле, но правды нет и ниже.
Слова, что учтены, восприняты всерьез,
Записаны в гроссбух с дотошностью педанта.
А дальше - стук колес. А дальше - стук колес.
Страшней всего обман, как утверждает Данте.
Пейзаж после всего
Винноцветное море дошло до гудроновой черни.
Отразившись, разбилась на желтые блики Луна.
Мир ночным стал, до этого был он всего лишь вечерним.
Нас научат теперь, как гудрон отличать от вина.
Для начала - Луна, а потом... это мы проходили,
И Луну уберут, вот такой симметричный ответ:
Нам не нужно светить, ведь и мы никому б не светили,
Значит, будем без света теперь, не положен нам свет.
Картинка с выставки
Поднялся ветер - вот пылище,
И стало все серым-серо.
Чтоб выживать на пепелище,
Придется вывернуть нутро,
Чтоб не страшна рентгенов доза,
Чтоб почкованьем молодежь,
Чтоб по живому без наркоза
И чтоб питаться чем найдешь,
Чтоб шкуру сам с себя сдирая,
Чтоб ни разбегов, ни морей,
Чтоб не страшила смерть вторая
Слепых ввиду поводырей.
Взвейтесь кострами
Уже написан Вертер, говорят.
Но не прочитан. Я, вообще, не очень
По этой части. Просто снова осень.
Потом зима. Так каждый год, подряд.
Полгода нас безжалостно дурят -
Весна, мол, лето, радуйтесь, короче,
Но и тогда есть время правды - ночи,
Особенно, когда костры горят.
Я барабаны слышал, шел отряд,
Людей немного, больше тамагочи.
Несут косу. Бегите, что есть мочи -
Окно откроют, жилы отворят.
***
Наверно, если б не было войны,
Двадцатого, вообще, чумного века,
Носили б мы одежды белизны,
Как снег до появленья человека.
Наверно, если б не было войны,
Мы были бы, как ангелы, крылаты,
От грешных дел земных отстранены,
С руками, как у Понтия Пилата -
Омытыми, чтоб не было вины,
Весьма собою гордые, к тому же...
Наверно, если б не было войны,
Стряслось бы с нами что-нибудь похуже.
История
На поле с неуместными гостями,
Смоля бычок с забвения травой
И забавляясь мертвыми костями,
Наглеть не надо, даром, что живой.
Скелет проснется вмиг, когда не ждали,
Поскольку в каждом он под мясом спит,
И тоже разберут нас на детали
Для умственных конструкций и обид.
Меж "Диалогом" и "Беседами"
На галилеевой на даче
Такая гладь, такая тишь.
Красиво жить не запретишь,
Спокойно помереть - тем паче.
Мятежный дух в смиренье пряча,
Молчать велели - и молчишь,
Ведь и король, известный мачо,
Сказал про мессу и Париж.
Мир просит, чтобы стал героем?
А мы его вообще уроем.
Раз так уж хочет это чмо,
Для галочки добавим фразу,
Мол, не вращается ни разу.
Сейчас оно уже само.
Угол Куйбышева и Розы Люксембург
Клуб автомобилистов, да-да, полуфинал первенства Спартака,
Сейчас там церковь, головокружительная для здания карьера.
Тридцать лет, и каждая секунда свистела, как пуля у виска
И уходила в молоко, так и не дождавшись своего Гомера.
Кожвендиспансер, сгоревший цирк, баня и санпропускник,
Где брал справку о невшивости для поселения в общежитие.
Чистейших воспоминаний так и струится чистейший родник,
С водой, прозрачной, как какой-нибудь там дейтерид лития.
Сейчас понастроили - это, как понаехали, но про дома,
Шикарный стал город, вот оно, верное слово - шикарный.
Пир во время чумы? Но ведь пир сам по себе есть чума,
Если рассматривать с чуждой нам точки зрения кармы.
***
Он человек, как я и вы,
Из мяса, в смысле, и костей,
Но он читает новостей
Посредством умной головы.
Я тоже пробовал - увы,
К мозгам не сыщешь запчастей.
Сонет недомолвок
В глазах зеркал себя так уронить...
Помедлив, отразят из чувства долга.
Час волка, час собаки, снова волка.
Порвалась дней связующая нить.
Зачем темнить? А как же не темнить?
Раз все вообще без смысла и без толка...
Одно лишь хорошо, что ненадолго.
Хлобысь, и сразу начинаешь гнить.
И, неуместный, как один ботинок
Среди миров, в мерцании пылинок...
Зачем второй, когда одна нога?
Рак на горе с присвистом молодецким,
А дождь херачит с неба не по-детски,
Заметьте, не дождавшись четверга.
Обращение к тунгусам и другим заинтересованным лицам
Я памятник себе воздвиг, а толку мало.
Какой там бронзы звон или гранита грань.
И, главное, еще вставал в такую рань,
Проснулись чтоб когда, оно уже стояло.
Стояло бы, как столп небесного металла,
И сам чтоб наверху, простер над миром длань,
Поклонников чтоб раж, завистников чтоб брань,
Чтоб светлый этот день записан был в анналы.
А люди дрянь пошли - читают что попало.
Легко ль стихи писать? Попробуй, сам сваргань!
Страдаешь тут душой, как трепетная лань...
Я прямо вам скажу - меня уже достало.
Я стих такой родил! Воздвиг, прям, монумент!
И что? И где? И кто? Хотя б один коммент!
Поэт и чернь
Посвящается
bobkaНепостижимое постичь,
Облекши в сладостные звуки,
Я так мечтал... А эти суки
Мне все твердили: Федя, дичь!
Но я презрел коварство света
И поношенье дураков.
Да, род людской всегда таков -
Травили Пушкина и Фета!
Прозревши суть, я сотворил
Стихи, изысканно помпезны,
И мне явился Зверь из Бездны,
Рогат, могуч и шестикрыл.
Горел кровавый глаз рубином,
Разверзлись древние уста:
Многозначительность пуста,
Давай мозги тут не еби нам.
Искусство вопроса
Я спрашивал многих ученых людей.
Я хотел узнать, точно ли нельзя
Сбить камнем Луну с небосклона.
Никто не мог на это ответить.
Я прочел все, что смог найти
Про небосклон, камни и Луну.
Никто нигде не пишет о важном,
Бормочут что-то на птичьем языке.
Но я не прекращаю свои усилия.
Быть может, если, вместо камня,
Взять бутылку из-под кефира,
Что-то получится, наконец?