Про Зверя
Зверь (просто Зверь, с большой буквы, ибо несравним ни с кем)
И раньше мог перехитрить любого охотника, так что необходимости
В дальнейшем совершенствовании системы самозащиты у него не было,
Кроме, разве что, страсти к совершенству, одолевающей порой
Самых неожиданных тварей в самое неожиданное время.
Тончайший контроль сознания, когда охотник либо промахивался,
Либо вообще не решался стрелять, жалея губить такую красоту,
Был, пожалуй, избыточным решением, но, несомненно, элегантным.
Впрочем, менее элегантным, чем полное переписывание сущности Зверя
В центральную нервную систему охотника в момент выстрела. Необычно,
Но кто бы из нас отказался полюбоваться красотой собственной шкуры,
Сброшенной за ненадобностью и повешенной на стену, если бы она
Была хоть вполовину столь же красива, как красива шкура Зверя?
Однако, и это оказалось лишь промежуточным шагом, ибо, открыв
Иллюзорность смерти, Звери сочли остроумным якобы дать истребить
Себя, прикинувшись вымершими. Вероятно, им надоела наша песочница,
Где перепуганные карапузы, мнящие себя взрослыми, играют в убийства,
Которые они полагают столь же возможным и важным делом, как и выпекание
Песочных куличиков с помощью лопатки и совочка, в то время, как песчаный
Вихрь, сформировавший их собственные тела, длится до перемены погоды.
Постановление
Доводим до всеобщего сведения список сертифицированных несчастий,
По поводу которых дозволено сокрушаться без боязни прослыть снобом.
Список разбит на разделы: болезни (с кратким описанием симптомов);
Денежные потери (указана минимальная сумма во всех главных валютах);
Смерть близких родственников (обновление - добавлены двоюродные
Братья и сестры, но только при условии непрерывного знакомства
На протяжении не менее чем сорока процентов от продолжительности жизни);
И так далее, всего сорок две позиции. Напоминаем еще раз, что печалиться
По поводу того, что люди смертны, по поводу возможной бессмысленности
Существования, собственного и мироздания в целом, по поводу нечистой совести,
По поводу нереализованных возможностей, по поводу всего перечисленного
В пресловутом шестьдесят шестом сонете небезызвестного Вильяма Шекспира
И приравненных к нему текстах (смотри двадцать шестое приложение
К четырнадцатому перечню, секция восемнадцать Б, параграф восьмой)
По-прежнему предосудительно, а гвоздь в сапоге был и остается кошмарней,
Чем фантазия у Гете.
Чего непонятно-то?
Смерть никто, канцеляристка, дура,
Выжига, обшарпанный подол...
(А. Тарковский)
Атилла, Чингисхан, Наполеон...
Специально - не понявшим, почему нам
Не дали укусить от Древа Жизни.
Да, кстати, локоть тоже не укусишь.
Спецназовец с пылающим мечом...
А, между прочим, мог и полоснуть
Где надо или, может, где не надо.
Ура, плодиться нам запрета нет.
Но самоликвидатор, жало смерти,
На случай, если кто собьется с курса,
В конструкцию добавлен при апгрейте.
Пока что все сбивались, как один.
Да, смерть никто, канцеляристка, дура,
Но норму ежедневно выполняет.
А нам бы всем, чем попусту ругаться,
Свои считать. Глядишь - поймем чего
Из Марко Поло
Когда Багдад татары захватили,
Хулагу-хан позвал к себе халифа
И говорит: Я чё-то не просёк.
Мы тут нашли с сокровищами башню,
Там золота, как грязи, и алмазов,
И жемчуг, серебро - ну, все дела.
Какой-то ты, халиф, по жизни, странный.
Ты что, не знал, что на тебя войною
Идут монголы? В смысле, я иду?
Ты что, не знал, что я не одуванчик
И в нежности особой не замечен
К поверженным врагам? Ты чё, халиф?
На эти бабки знаешь сколько войска
Нанять ты мог бы? Накупить побольше
Верблюдов, самолетов и ракет?
На атомную бомбу тут хватает!
Мы не полезли б, что я, ненормальный?
Что значит жадность! Всё - Стабфонд, Стабфонд...
Наверно, ты, халиф, алмазы ценишь
Превыше власти, подданных и жизни -
Так ими напоследок насладись.
И приказал он запереть халифа
В сокровищнице без воды и пищи,
Где тот и помер на четвертый день.
112 Mercer Street, Princeton, NJ
Что великие люди умерли (не все, но подавляющее большинство),
Их никак не порочит, ибо смерть величественна и возвышенна.
Даже самому разнаибольшущему гению умереть совсем не зазорно.
В этом есть своего рода скромность, вежливость и смирение.
Выпендреж уместен, во всяком случае, простителен, во многом,
Но только не в этом. И хорошо, что даже самые оголтелые гении
Это понимают.
Но покачиваться в кресле-качалке с трубкой в зубах (а хоть бы и в руке),
За белыми тоненькими колоннами, приметами стиля, который так и называется -
Колониальный, но ходить по этим, совершенно не небесным, дорогам,
Но ухлестывать за женой соседа и водить ее в нью-йоркскую оперу,
При живом-то муже, но раскидывать посмертно свои гениальные мозги
По не пойми чьим подвалам - этого мы решительно позволить не можем.
Никак не можем.