В. В. Маяковский
В этом черном-пречерном городе, в этом черном-пречерном году
Черный человек поднимается по лестнице черного-пречерного дома.
Душа его черна, как Азеф, хорошенько обуглившийся в аду,
А намерения просты и незамысловаты, что твой закон Ома.
Напряжение, сопротивление, это все не для нашего словаря.
В черной дыре все перетрется, вплоть до планковского масштаба.
Только два слова живут, жирея - товарищверьвзойдетоназаря
И еще какое-то непонятное, кажется, что-то вроде гестапо.
Я думал ты всесильный божище - обознался, иначе откуда рога.
Ошибся - с кем не бывает, а с вами что, никогда такого не бывало?
И пошли мы за ним, и пришли в город, чернее хорошо наваксенного сапога,
Только не сияет, а потом вдруг хлобысь - и все вообще куда-то пропало.
В этом черном-пречерном городе, в этом черном-пречерном сне
Черный человек превращается в черного-пречерного нечеловека.
Черный-черный звук зарождается в этой чернейшей тишине,
Заполняет пространство и не умолкнет уже до скончания века.