Черный Вигвам (Дэвиду Линчу посвящается)
Зал вечного ожидания, вероятно, ад.
Красные портьеры, удобные кресла.
Отсюда разрешают выглядывать назад.
Убиенная Лора практически воскресла,
Но только для имеющих третий глаз
И посвященных в тибетские секреты.
Все будет в точности как в прошлый раз.
Бравый десант, ультрафиолетовые береты,
Духи солдафонства, похоти и вранья.
Под то, чем кажутся, перекрашены совы.
Если толпы ревут: огня! огня!
То духи отвечают: всегда готовы.
А давайте все будем на духов валить.
Но вообще-то и те, кто с двумя глазами,
Насчет ограбить, изнасиловать и убить
Обычно неплохо справляются сами.
Из внутренней империи с любовью (Дэвиду Линчу посвящается)
вот чего нам не хватает для счастья кроличьих ушек
хватай пистолет и пойди привяжи коня у колодца
благородный муж переводит через дорогу старушек
и знает что такое реальность и как с ней бороться
обезьянки срут где попало они практически люди
но благородная женщина к их говну неприхотлива
мир увы несовершенен местами встречаются бляди
а порой хрен допросишься после отстоя пены долива
знай не все проблемы решаются одной лишь отверткой
но только наиважнейшие а именно жизни и смерти
главное если чего где висит непременно подергай
и почаще проверяй головой прочность небесной тверди
Записки кинозрителя
На юге холодно, на севере темно.
Не разобрать на стенке знаки-закорюки.
А не залечь ли нам на дно, как в фильме, в Брюгге?
Вот так поехать в Брюгге всем и лечь на дно.
А чо, вполне себе душевное кино.
Темно на севере, и холодно на юге.
И вот, на практике нашаривая брюки,
Пронзишься мыслью вдруг, что наша жизнь - говно,
И снова вечный бой. Покой нам только снится.
Скрипит от старости больная поясница,
Еще немного, и посыплется песок.
Не ссы, прорвемся. Хрен с ней, братцы, с поясницей.
На новый год зовут, на встречу с синей птицей,
И, верно, ангельский быть должен голосок.
Ночные размышления после просмотра фильма Blowup
Да, скифы мы! Вот я - с Урала,
И в том не вижу я стыда.
Вполне совместна с интегралом
Монгольска дикая орда.
Где хищно разевали пасти
Медведь, волчара, злая рысь,
Там при народной нашей власти
Культура устремилась ввысь.
Где, раздуваясь от натуги,
Бодал лося рогами лось,
Чудесно процвели науки,
И много всякого стряслось.
Но все же, человек недаром
Произошел из обезьян,
И в басурманском фильме старом
Подмечен правильно изъян:
Жизнь возвышает и ласкает,
Но только скажешь - Дайте две! -
На снимке тут же возникает
Труп, завалявшийся в траве.
И мысль моя тревожно бьется
И ночью не дает уснуть:
А что у нас тогда найдется,
Получше ежели взглянуть?
Жизнь нам по-свойски скажет “фу” -
Не как в буржуйских Blowup’ах.
Скелет, задохшийся в шкафу
В тяжелых, нежных наших лапах.
Лучший из миров, говорите?
Смотрел Давида Аттенборо
(Да, знаю, - Дэвид, не Давид) -
Теперь имею бледный вид.
Да на природу я - с прибором!
Рожают лемминги детишек,
По тридцать штук в один присест,
А их сова возьмет и съест,
Нет, чтоб, как все, - сосновых шишек.
Ну, ладно, значит, кончен бал,
За сов болеем, совы - наши,
Так тут, прикинь, песец лядащий
Ее детенышей сожрал!
Такое типа тут кино.
Что значит - сильных выживанье!
Ну что ж, спасибо за вниманье.
Я понял, как здесь все оно.
Малкольму Макдауэллу и Людвигу ван Бетховену посвящается
Опять небезызвестная Девятая Людвига нашего вана,
От которой пресловутого Алекса колбасило нипадецки.
Что еще нужно для счастья, кроме оранжевого дивана
И набора джезв для приготовления кофе по-турецки?
Это все имеется. И совершенно незачем прыгать в окошко,
Тем более, курс лечения не пройден - чай, не бандиты,
И от букв на экране монитора тошнит, но совсем немножко.
Интересно было бы спросить у пеннорожденной Афродиты,
Чего ее так тянуло к Аресу, при живом-то муже,
И не потому ли многие дрочат на танковые колонны.
А, впрочем, бывало и хуже, намного бывало хуже.
А мы все глядим, и глядим, и глядим в Наполеоны.
Дело к финалу. «О друзья, довольно этих звуков!» -
Так это переводится на язык родных осин.
Вы не видели мой золотой ключик, таварыщ Жуков,
Которым заводится этот чертов апельсин?