***
Не взрыв не всхлип не соло на трубе
Не превращенье в дыры черные светил
Он просто скажет вдруг ну ни фига себе
Ребята я вообще-то пошутил
День сурка
Как только ангел вострубит подъем,
Потянемся, откинув одеяло
Сухой земли, через дверной проем,
Страшась услышать: вас тут не стояло.
Давай быстрее... Справок не даем...
Из собранного видно матерьяла...
По одному... - Но мы всегда вдвоем,
Как лев с ягненком, и с мечом орало.
Куда с животным? Убери сурка!
Из края в край мы шли издалека,
Зверек пуглив, особенно весною,
Но как услышал, что трубит труба,
По капле тут же выдавил раба
И заявил, что он всегда со мною.
***
От жизни бессловесной безмерно устав,
Копают ямку, чтобы прошептать в песок,
Почесывая непростреленный висок:
Ебись оно конем через костный состав.
Уходят, облегчив душу и жизнь продля,
Не думая про подрастающий тростник,
А тот все зазубрит, как первый ученик,
И шелестит, общего просвещенья для.
Любуясь цветущей сакурой
Мир с нами по-хорошему - и мы с ним по-хорошему.
Мир с нами по-человечески - и мы с ним по-людски.
Нет, рычит, бросается и пытается порвать на куски,
И порвал бы, да кто ж ему даст, даст-то, говорю, кто ж ему.
Хроника пикирующего бомбардировщика, смерти в рассрочку,
Из сырой темноты в сырую темноту, а потом в мир теней,
С возможностью по дороге радоваться каждому цветочку,
Отчего еще сильней обидно, отчего обидно, говорю, еще сильней.
Остров доктора Моро
Вежливо улыбаться - это закон, здороваться при встрече,
Не есть сырого мяса, никогда не давать инстинктам воли.
Человек - царь природы, его никто уже не посмеет калечить,
Выструганного из зверя, наспех отмытого от воплей и боли.
Мастер способен найти человека без всякого фонаря,
Сделать из гориллы, гиены, свиньи, да хоть утконоса,
Невозможно представить, чтобы все это оказалось зря.
Вот что важно, а не то, что не изобрели еще наркоза.
Все для нашего же блага, а неоправдавшие Его ожидания,
У кого при досмотре найдется не лицо, а звериная морда,
Возвращаются на необходимую переделку в Дом Страдания
И учатся гордо реять и звучать, соответственно, гордо.
Мифы Др.Гр.
Что мне Геката с сучьей головой.
Луна над голым полем, ни былинки.
О, поле, поле... как там, блин, у Глинки...
Там все-таки - забвения травой.
То ласточкой Афина, то совой,
То брачный пир, то пышные поминки,
А помер - чтоб ни маковой росинки,
И всех вопрос испортил половой.
Куда ни плюнешь - яйца, ноги, руки,
А кожу драть - на то есть бог науки,
А печень поклевать - пришлют орла.
Кого-то бьют эринии плетями,
Кого-то супом угостят с дитями,
И колесницы волокут тела.
***
Я удивляться не перестаю
Любителям ложиться на краю,
Где запросто совсем упасть с Земли.
Ежу понятно - тела не нашли.
А все твердил, а все твердил, лошара, -
"Поверхность шара" да "поверхность шара".
Резюме
Не читайте стихи. Да и прозу не надо, вообще.
Ну, угрюмство простим. Ну, свободы дитя торжество.
Ну, с кровавым подбоем. Ну, вышел он в белом плаще.
Волки зайчика сгрызли. И автора тоже - того.
Ну, зачем же смотреть, как безумный, на черную шаль?
Ну, зарезал, бывает. Еще не придуман иприт.
"Не жалейте патроны". Патроны мне, в общем, не жаль.
Пожалейте меня - мне еще предстоит. Предстоит.
House of the Rising Sun
В грехе и в нищете, в нищете, говорю, и в грехе,
И восходит солнце в одноименном доме, и спешит
К месту своему, где оно заходит, и притом шуршит,
Как тараканы в шелухе, в луковой, говорю, шелухе.
Не рассчитано на то, что Нью-Орлеан как таковой
Хоть тушкой, хоть чучелом, Нью-Орлеан, говорю,
Кровавыми слезами умоешься, хоть не заря, к сентябрю,
А, кстати, половой вопрос, вопрос, говорю, половой.
Почему, если поет с душой, то неважно, кто в миру,
И еще посмотрим про город цепей, велосипедных цепей.
Раз тебя не забили, ты забей, на все, говорю, забей,
Навсегда покидая непонятно что, но понятно, что поутру.
Разговор древних индусов на тему "быть иль не быть"
Ну что это - даже неловко.
Ну, жребий наш правда тяжел.
Ну, вроде бы да, мышеловка.
Но как это - встал и пошел?
Куда ж ты собрался, хороший,
С нахмуренностью на челе
И с мрачным страданьем на роже?
Что, прям невтерпеж на Земле?
Надумал свалить? Неужели
Не слышал про пакостный трюк?
Побродишь по скользким туннелям -
И снова из лона цурюк.
А то бы - все умные стали,
Казали бы кукиш судьбе,
Пырнув себя чем-то из стали
И дырку проделав в себе.
***
Не свет, слепящий в синей вышине,
Над пальмами и белыми домами,
Чреватый гневом, Божьими громами
И душами в бушующем огне,
Но свет неяркий, чистый Божьей Славы
В вечернем небе слабою звездой,
И лошади над темною водой
Не торопясь покусывают травы.
Взвейтесь кострами
Уже написан Вертер, говорят.
Но не прочитан. Я, вообще, не очень
По этой части. Просто снова осень.
Потом зима. Так каждый год, подряд.
Полгода нас безжалостно дурят -
Весна, мол, лето, радуйтесь, короче,
Но и тогда есть время правды - ночи,
Особенно, когда костры горят.
Я барабаны слышал, шел отряд,
Людей немного, больше тамагочи.
Несут косу. Бегите, что есть мочи -
Окно откроют, жилы отворят.
***
Наверно, если б не было войны,
Двадцатого, вообще, чумного века,
Носили б мы одежды белизны,
Как снег до появленья человека.
Наверно, если б не было войны,
Мы были бы, как ангелы, крылаты,
От грешных дел земных отстранены,
С руками, как у Понтия Пилата -
Омытыми, чтоб не было вины,
Весьма собою гордые, к тому же...
Наверно, если б не было войны,
Стряслось бы с нами что-нибудь похуже.
***
Я знаю силу слов. Я знаю слов набат.
Земные пузыри, болотное свеченье,
Над мерзлою землей прощальная труба,
А дальше - стук колес до места назначенья.
Слова, что проросли холодным тростником
У серого пруда, у стылой мутной жижи.
Не спрашивай, по ком. Не спрашивай, по ком.
Нет правды на земле, но правды нет и ниже.
Слова, что учтены, восприняты всерьез,
Записаны в гроссбух с дотошностью педанта.
А дальше - стук колес. А дальше - стук колес.
Страшней всего обман, как утверждает Данте.
Пейзаж после всего
Винноцветное море дошло до гудроновой черни.
Отразившись, разбилась на желтые блики Луна.
Мир ночным стал, до этого был он всего лишь вечерним.
Нас научат теперь, как гудрон отличать от вина.
Для начала - Луна, а потом... это мы проходили,
И Луну уберут, вот такой симметричный ответ:
Нам не нужно светить, ведь и мы никому б не светили,
Значит, будем без света теперь, не положен нам свет.
Женевское озеро
Прекрасные, скажу я вам, пейзажи,
Ну, горы с ледниками, то да сё,
И лебеди в роскошном антураже...
Нет, не выходит - я вам не Басё.
Кому-то и лягушка - чудо света,
А я... да что я, птичек не видал?
Неподалеку здесь сожгли Сервета -
Ну типа сатана тут правил бал.
Лорд Байрон по соседству жил в отеле
С моим отелем. Двести лет - пустяк.
Подумаешь - один при полном теле,
Оставили другому лишь костяк.
Ведь сказано - душа в заветной лире...
Зачем поэту ноги и живот?
Плывешь себе в сияющем эфире,
Как лебедь белый средь леманских вод.
Стихов опричь, все суета и тленье,
И мудрость мудрых обратится в хлам.
А в этих водах отражался Ленин,
Пока домой не двинул по делам.
***
Я полюбил холодный шум дождя,
Нападавшей листвы прикид осенний.
Опять октябрь, собакою на сене,
Промокший хлам на душу громоздя.
Ворона, на посадку заходя,
Как призрак, не отбрасывает тени.
Известно, осень - время привидений,
А небо мглою плачет, как дитя.
Колючками бессмысленно горды,
Осыпались каштанные плоды.
Придется съесть - не пропадать же пище.
И только розы снова зацвели -
Чихать им на вращение Земли.
Они примером нам с тобой, дружище.
Картинка с выставки
Поднялся ветер - вот пылище,
И стало все серым-серо.
Чтоб выживать на пепелище,
Придется вывернуть нутро,
Чтоб не страшна рентгенов доза,
Чтоб почкованьем молодежь,
Чтоб по живому без наркоза
И чтоб питаться чем найдешь,
Чтоб шкуру сам с себя сдирая,
Чтоб ни разбегов, ни морей,
Чтоб не страшила смерть вторая
Слепых ввиду поводырей.
Weltschmerz
Черным семенем сыплются мухи,
Наступает всеобщий капут.
Потерявшие совесть старухи
Позабыли, чью пряжу прядут.
Просто крутят станок отупело,
Им плевать - гобелен, шмобелен,
Никому нет давно уже дела
До узора: тщета все и тлен.
Нити жизни? Нет зрелища гаже.
В цилиндрический темный горшок
Опускается липкая пряжа
Из кровавых вонючих кишок.
Проверять наши ахи и охи
Прислан был как-то раз ревизор,
Но решил, что, с учетом эпохи,
Это можно считать за узор.
Прогноз погоды
Поэзия есть ревматизм души:
Суставы ломит - значит, к непогоде,
Не здесь, а выше, ну, в астрале, вроде.
Скрутило как - пиши тут, не пиши...
К дождю, к дождю. А кто там закружил,
Как ласточки, почти над головами?
Их не отгонишь звучными словами,
Вот так всю кровь и высосут из жил.
И свет такой, как будто бы гнойник
Вот-вот прорвется молнией и громом.
И хрен бы с ним, но не над нашим домом.
А, впрочем, дождь. Пока что - не ледник,
Не трус, не мор, не глад, не астероид.
Такая чушь, прикинь, порой расстроит.
Ночное дежурство
Зима не кончится, она плывет в крови.
Где тридцать шесть и шесть еще, а где не очень.
Хрустят в сосудах льдинки, так вот и живи,
Когда звонят с Сеира: "Сторож! Сколько ночи?"
На сердце иней, потому что злая ночь,
Холодный ангел пролетел над полюсами.
Опять звонят, хотят, наверное, помочь:
Не парься, жмурики своих хоронят сами.
На вечной глади замороженной реки
Пыхтит над льдинками тьма тьмущая народу.
Им всем потом подарят новые коньки,
Весь мир в придачу, и еще дадут свободу.
Валгалла
Дворец прогнил, как зуб с дуплом,
Разбиты окна.
Сидят герои за столом,
Сидят и мокнут.
Прошел великий ураган,
Срывало крыши.
Один хватался за наган,
Теперь не дышит.
Другой хватался за кинжал,
Не дышит тоже.
Напрасно он воображал,
Что что-то может.
И этот не сберег башку,
Стрела из глаза.
Так все же лучше мужику,
Чем от проказы,
Чем от чумы и столбняка,
Болезни куру,
И лучше уж наверняка,
Чем просто сдуру.
Но запоет опять петух
Заре навстречу,
Все оживут и снова - ух! -
В лихую сечу.
Инфинитивы
Смеяться при слове "лопата",
Стреляться при слове "бином",
Дождливой порой листопада
Сгонять в магазин за вином.
Нажраться при слове "погода",
Свалиться при слове "подъем",
Как будто от тайного кода
Воткнулось все в нужный разъем.
А утром проснуться не в тему,
Как свет догоревшей звезды,
Собой укрепляя систему,
Вливаясь и строясь в ряды.
***
Пульс бьется - длинный, три коротких,
Потом замрет, потом тук-тук.
А что там в черепной коробке?
Набитый мыслями сундук.
Набиты мясом и костями,
Набиты всякой требухой,
Мы все пришли сюда гостями,
И где тут воля, где покой?
Ну да, учились понемногу,
Питались, продолжали род,
Чтоб было Гогу и Магогу
В час Икс кого пускать в расход.
Вот снова Солнце грузно село
Гигантом красным, кумачом.
Одни наказаны за дело,
Другие вроде ни при чем.
Баллада о мыслящем тростнике и бескрайних пространствах
Хлебали водку из горла
(Запили фантой, мы ж с понятьем).
Меж тем, в созвездии Орла
За тем же, в сущности, занятьем
По разуму два братанА
(Что биохимия? Детали!)
Совсем как мы, без стаканА
Вот так же вечность коротали.
И что-то хрустнуло в душе,
И ветром дунуло небесным,
И стало тесно в гараже,
И в мирозданьи стало тесно.
Мы вежливо сказали "Ку!",
И связь миров установилась,
И мыслящему тростнику
Вселенная явила милость.
И жизнь открылась, как мотив,
Как разноцветная палитра,
Паскалю Блезу супротив,
Но только после трети литра.
***
Есть люди Книги. Буква убивает,
Но не мгновенно, чай, не цианид,
А жив покуда - тянет, как магнит
Из золота железо добывает.
И смысл дрожит, как змей дрожал в Эдеме,
Раздвоенный язык во рту мотал,
И прозревал за деревом металл,
И прозревал, как попирают темя.
Песня
Ни страны ни погоста
Ни могильных оград
Это кончилось просто
Как военный парад
Разъезжаются танки
Опустивши стволы
Трехлитровые банки
Покидают столы
Безмятежные люди
Не спешат на погост
Одиноко на блюде
Недоеденный хвост
Гаражи арматура
Наверху облака
Слышишь слово культура
Зачесалась рука
Зашипит как окурок
Захлебнется слюной
Был вот этот придурок
Получается мной
Парусиновый купол
Под ногами вода
Это кончилось глупо
Наступило всегда
Башня кости моржовой
Убежали слоны
Плюнь паяц трехгрошовый
Не жалея слюны
Утро встретит прохладой
День проводит бедой
Заклейменьем проклятый
Встанет как молодой
Собирайся в дорогу
Если глобус не мил
Говорил раз пророку
Светлый дух Уриил
Если давит кручина
Если душно в груди
Прогуляйся в пучину
И на небо взойди
Первородные воды
Дуновенье огня
А помрешь от чего ты
Не пытай ты меня
***
Для леммингов не нужен крысолов,
У них в душе пронзительный мотив
Звучит все громче, смыслом наградив,
И вот из всех заброшенных углов,
Из всех щелей, туннелей, городов,
Внезапно опостылевших квартир,
Нося простую шкурку, как мундир,
А ритм все четче, четче - будь-готов,
Они идут, покрыла землю плоть,
Они растут духовно над собой,
А звук гремит архангельской трубой,
Которую уже не побороть,
Не заглушить, в себя вобрать, нести,
Мотив в костях, и в нервах, и в хребте,
И вот к последней подошли черте
И растеклись по Млечному Пути.
Рождество
Войти в материю, в молекул копошенье,
В пространство, время, в плоть, в плетение белка,
Сюда спуститься из такого далека...
Что после этого любое поношенье?
Спуститься в мир, где энтропия, злая смерть,
Где не убьют, так сам умрешь в дряхленья муке,
Но не дадут, прибьют гвоздями ноги-руки,
И треснет враз Тобою сделанная твердь,
Чтоб освятить Собой вот этот мир земной -
Волхвы, верблюды, виноградники и сети,
Хлеба и рыбы, все, что есть на белом свете,
И чтоб сказать - оставь свое, иди за Мной.
Новогоднее
Эпоха кончалась, закончился хек,
Что пищей служил поколений.
Трамваи вгрызались колесами в снег,
Чтоб рельсы, как ягель олени,
Добыть и помчать пассажиров вперед,
Где водка и дрянь с майонезом.
Эпоха действительно скоро умрет,
Совместно с научным прогрессом.
Эпоха умрет, но останемся мы,
И кошкам обломится мясо.
Ведь пир, он бывает во время чумы,
А мы - и во время проказы.
И был новый год, и мороз был такой,
Что сыпалась краска с трамвая,
И, кажется, воля была и покой,
И можно, глаза закрывая,
Представить тот город, промерзший дотла
И острый, как грани кристалла,
Начало любви, и немного тепла,
Которого, впрочем, хватало.