Аргумент как аргумент, но вот вера в его несокрушимость и окончательность (произносится обычно чуть не с повизгиванием от восторга перед собственной полемической мощью и презрения перед поверженным противником) предполагает вполне определенную картину мира. Это мир самовлюбленных болванов, готовых себе простить вообще всё, и не способных представить, что другие могут быть в этом отношении устроены по-другому. Такая жуткая пародия на категорический императив: разреши себе всё, и пусть это будет всеобщим законом.
Мы должны исходить из того, что сами по себе, без Божией помощи и без постоянных собственных напряженных усилий, вполне способны докатиться до любой мерзости. Любой из нас. И то, что мы можем, при определенных обстоятельствах, предать, струсить, убить, украсть, и так далее, и тому подобное - не повод, чтобы перестать считать предательство, трусость, убийство, воровство мерзостью. Нужно молить Господа о помощи в тяжкой ситуации, нужно помнить о необходимости (и возможности!) раскаяния, если грех уже совершен - но это не аргумент, чтобы перестать считать грех грехом. В точности, наоборот - это аргумент, чтобы всегда помнить, что мерзость остается мерзостью, даже если ее совершаешь наилюбимейший самим собой ты сам.