Мой дух чувствует себя во Франции изгнанником, сосланным в чужой язык.
Глупцы полагают, будто для того, чтобы завладеть Капитолием, необходимо сначала напасть на гусей.
Иудея, этот протестантский Египет.
Принято прославлять драматурга, умеющего извлекать слезы. Этим талантом обладает и самая жалкая луковица. С нею он делит свою славу.
Клаурен стал нынче так знаменит в Германии, что вас не впустят ни в один публичный дом, если вы его не читали.
Ауффенберга я не читал. Полагаю, что он напоминает Арленкура, которого я тоже не читал.
Демократия влечет за собой гибель литературы: свободу и равенство стиля. Всякому-де дозволено писать все что угодно и как угодно скверно, и все же никто не имеет права превзойти другого в стиле и посметь писать лучше его.
В произведениях некоторых модных писателей мы находим сыскные приметы природы, но никак не ее описание.
Немецкий язык, в сущности, богат, но в немецкой разговорной речи мы пользуемся только десятой долей этого богатства; таким образом, мы фактически бедны словом. Французский язык, в сущности, беден, но французы умеют использовать в разговоре все, что в нем имеется. и потому они на деле богаты словом. Только в литературе немцы полностью раскрывают свои языковые сокровища, и французы, ослепленные ими, полагают, будто мы бог весть как блещем у себя дома. Они и понятия не имеют, как мало мыслей обращается в нашем домашнем обиходе. У французов как раз наоборот: в живом общении людей между собой ходит больше мыслей, чем в книгах, а самые одаренные из них вовсе не пишут или пишут от случая к случаю.
Слуги, не имеющие господина, не становятся от этого свободными людьми - лакейство у них в душе.
Немцы хлопочут сейчас над выработкой своей национальности; однако они запоздали с этим делом. Когда они с ним наконец справятся, национальное начало в мире уже перестанет существовать и им придется тотчас же отказаться и от своей национальности, не сумев извлечь, в отличие от французов или британцев, никакой пользы из нее.
Политические флюгеры Они заклинают бури и полагаются на собственную подвижность: они забывают, что гибкость не поможет, если ураган когда-нибудь опрокинет башню, на которой они стоят.
Демагогия, Священный союз народов.
За тучными коровами следуют тощие, за тощими - полное отсутствие говядины.
Мне хочется пророчествовать: вам придется когда-нибудь в зимнюю пору пережить революцию более ужасную, чем все бывшие до сего дня. Когда кровь потечет по снегу...
В пользу высоких качеств здешнего государства можно было бы привести то же доказательство, которое Боккаччо приводил в пользу религии: оно держится вопреки своим чиновникам.
По-видимому, миссия немцев в Париже - предохранить меня от тоски по родине.
Немцы опасны! Они внезапно извлекают из кармана стихи или же заводят разговор о философии.
Достойно удивления, что супруг Ксантиппы смог стать таким великим философом. Среди этаких дрязг - еще и думать! Но писать он не мог, это было невозможно: после Сократа не осталось ни одной книги.
De mortuis nil nisi bene, но о живых следует говорить только дурное.
Когда вы дубасите какого-нибудь короля, кричите во всю глотку: "Да здравствует король!"
Я читал скучную книгу, заснул над нею, мне приснилось, что продолжаю читать, проснулся от скуки, и так три раза подряд.
** принадлежит к числу тех ангелов, которых Иаков видел во сне и которым понадобилась лестница, чтобы спуститься с небес на землю, - их крылья недостаточно сильны.
Восклицание после рассказа о каком-нибудь благородном поступке: "Человеческое сердце выше, чем все пирамиды, чем Гималаи, чем все леса и моря, оно прекраснее, чем солнце, и луна, и все звезды, оно лучезарнее и пышнее, оно бесконечно в своей любви, бесконечно, как божество, оно само есть божество!"
Фанни Эльслер, танцовщица обоих полушарий.
Лицо - точно зародыш в спирту.
Я видел волка. Он лизал желтую звезду, пока на языке у него не показалась кровь.