Профессору Челленджеру посвящается
Земля так и не вышла из Отравленного Пояса.
Просто мы привыкли. Так сказать, принюхались.
К тому же, наука добилась очень многого
Со времен Конан Дойля. Теперь мы знаем,
Что правильнее обсуждать феномен
Не в устаревших терминах отравленного эфира,
А в новейших, с иголочки, терминах поврежденной
Ткани пространственно-временного континуума.
Случайные сбои длительности временных интервалов
Рассинхронизируют передачу нервных импульсов
И делают наши мысли недейственными и бессильными.
Природный ход вещей скоро довершит остальное,
Как гангрена довершает существование тела
С обмороженными руками и ногами.
Наивные баллоны с кислородом в запечатанной комнате
Тут бесполезны, как зонтик при горном обвале.
Спасутся и опишут происходящее только те,
Кто не доверяет предательской материи в этой
Обреченной на безумие Вселенной, но сохраняет
Духовные связи с иною, высшей реальностью
И получает оттуда мысли, как посылки
С гуманитарной помощью из незатронутых бедствием
Стран.
Речи господина полковника
могут ли двое тысячу готов
связать иль побить
в высоких палатах?
(Речи Хамдира)
Не следует жаловаться на возрастное отупение,
Когда оно от страха смерти единственное спасение.
Когда почти уже все равно, живой ты или нет,
Тогда и получается закуска и вместе с тем обед,
Но не тот, где ты ешь, а тот, где тебя едят.
Так сказал один псих, вечно забываю фамилии,
Ну, тот, у которого папаше в ухо закапали яд,
А потом на могиле выросло вместо креста три лилии.
Хотя, нет, про лилии... о чем это я? Маразм
Делает неприхотливым к несущественным деталям,
Отчего становишься мудрее, чем роттердамский Эразм,
Не говоря о более взвешенном отношении к гениталиям.
И в самом деле, не все же время дубасить в литавры
И пробиваться сквозь стены, снося головой кирпичи.
Не лучше ли достойно вымереть, как динозавры,
Чем всех задолбать, как ужас, летящий в ночи?
Про Зверя
Зверь (просто Зверь, с большой буквы, ибо несравним ни с кем)
И раньше мог перехитрить любого охотника, так что необходимости
В дальнейшем совершенствовании системы самозащиты у него не было,
Кроме, разве что, страсти к совершенству, одолевающей порой
Самых неожиданных тварей в самое неожиданное время.
Тончайший контроль сознания, когда охотник либо промахивался,
Либо вообще не решался стрелять, жалея губить такую красоту,
Был, пожалуй, избыточным решением, но, несомненно, элегантным.
Впрочем, менее элегантным, чем полное переписывание сущности Зверя
В центральную нервную систему охотника в момент выстрела. Необычно,
Но кто бы из нас отказался полюбоваться красотой собственной шкуры,
Сброшенной за ненадобностью и повешенной на стену, если бы она
Была хоть вполовину столь же красива, как красива шкура Зверя?
Однако, и это оказалось лишь промежуточным шагом, ибо, открыв
Иллюзорность смерти, Звери сочли остроумным якобы дать истребить
Себя, прикинувшись вымершими. Вероятно, им надоела наша песочница,
Где перепуганные карапузы, мнящие себя взрослыми, играют в убийства,
Которые они полагают столь же возможным и важным делом, как и выпекание
Песочных куличиков с помощью лопатки и совочка, в то время, как песчаный
Вихрь, сформировавший их собственные тела, длится до перемены погоды.
Постановление
Доводим до всеобщего сведения список сертифицированных несчастий,
По поводу которых дозволено сокрушаться без боязни прослыть снобом.
Список разбит на разделы: болезни (с кратким описанием симптомов);
Денежные потери (указана минимальная сумма во всех главных валютах);
Смерть близких родственников (обновление - добавлены двоюродные
Братья и сестры, но только при условии непрерывного знакомства
На протяжении не менее чем сорока процентов от продолжительности жизни);
И так далее, всего сорок две позиции. Напоминаем еще раз, что печалиться
По поводу того, что люди смертны, по поводу возможной бессмысленности
Существования, собственного и мироздания в целом, по поводу нечистой совести,
По поводу нереализованных возможностей, по поводу всего перечисленного
В пресловутом шестьдесят шестом сонете небезызвестного Вильяма Шекспира
И приравненных к нему текстах (смотри двадцать шестое приложение
К четырнадцатому перечню, секция восемнадцать Б, параграф восьмой)
По-прежнему предосудительно, а гвоздь в сапоге был и остается кошмарней,
Чем фантазия у Гете.
112 Mercer Street, Princeton, NJ
Что великие люди умерли (не все, но подавляющее большинство),
Их никак не порочит, ибо смерть величественна и возвышенна.
Даже самому разнаибольшущему гению умереть совсем не зазорно.
В этом есть своего рода скромность, вежливость и смирение.
Выпендреж уместен, во всяком случае, простителен, во многом,
Но только не в этом. И хорошо, что даже самые оголтелые гении
Это понимают.
Но покачиваться в кресле-качалке с трубкой в зубах (а хоть бы и в руке),
За белыми тоненькими колоннами, приметами стиля, который так и называется -
Колониальный, но ходить по этим, совершенно не небесным, дорогам,
Но ухлестывать за женой соседа и водить ее в нью-йоркскую оперу,
При живом-то муже, но раскидывать посмертно свои гениальные мозги
По не пойми чьим подвалам - этого мы решительно позволить не можем.
Никак не можем.
Композиция номер 666 для палаты номер 6 с прибором
Хороший человек, а правильно себя поставить никак не может.
Так и переминается с ног на голову, как диалектика, что учили мы не по Гегелю.
А снег выпадает пушистыми хлопьями, в Виннипухе ли, в Виннипеге ли,
И тает на лету, и стекает тонкими струйками по недобритой роже.
Хорошая жизнь, только удивительная очень, как я примечаю.
Поманит вот так, а только раззявишь варежку, сразу облом.
Мордой приложишься опять об острое, спутав с прямым углом,
А вода как кипела, так и кипит... кстати, не хотите ли чаю?
Нельзя же вообще ничего не хотеть, а чаепитие - это прилично.
И Ему будет приятно - не зря старался, придумывал чайные кусты.
Чай должен быть горячий, скатерть чистая, нос холодный, а глаза пусты.
Так завещал товарищ Верьвзойдетоназвездапленительногосчастья,
Еще одна композиция для палаты номер 6 с прибором
Главное - не торопиться, все должно само сложиться в узор:
Цепь, бочонок амонтильядо и "ради всего святого, Монтрезор",
Слово "вечность" из льдинок, весь мир в придачу и новые коньки,
Чтобы вечно скользить на них по льду замерзшей Ахерон-реки.
Лягушки думают, что если быстро-быстро лапками всю сметану сбить,
Это поможет жизнеутвердительно ответить на вопрос "быть иль не быть",
Выбраться на твердое, отдышаться и всенародно избрать себе аиста-царя,
Величавого снаружи и не разочаровывающего даже после знакомства изнутря.
Какая разница, что думают лягушки; глуповские ученые открыли - у них душа
Имеется, как у прочих, но малая собою и, главное, не бессмертная ни шиша.
Так что, замерзнет Ахерон, или нет, - лягушкам особой разницы быть не должно,
Пусть пока отдыхают, как могут - лодка-водка-молодка, или кино-вино-домино.
Музыка сфер
Этот ритм пробивается сквозь любую шумовую завесу,
Поскольку воспринимается не ушами, а чем-то совсем другим.
Нагим ты пришел, как свобода, и уйдешь до костей нагим,
И, если об этом подумать, слушать что-то, кроме, нет интересу.
Говорят, он будет звучать, даже когда распадутся протоны,
Позитроны и электроны проаннигилируют, останутся свет и тьма,
И тогда ты узнаешь, мы все тогда узнаем, что такое зима -
Это не когда вздыхаешь и стонешь - когда забыто про вздохи и стоны,
Когда забыто, что такое "забыто", и что такое "такое", и что такое "когда",
Когда додымят черные дыры, в соответствии с законами излучения черного тела.
Все будет так, как настукал барабан, как напели трубы и как свирель насвистела
Нам, оставленным в издыхающей Вселенной по постановлению Страшного Суда.
Планов и обломов громадье
Мы решили основать новое сексуальное меньшинство,
Но не знаем, как себя позиционировать, потому что все уже было.
Кому и кобыла невеста, а кому, наоборот, и невеста - кобыла.
Дла совершенномудрого нет ничего, что требует естество, и нет ничего, чего не требует естество.
Мы решили придумать новую философскую систему,
Но не знаем, какую, потому что их столько придумано уже.
Кому в дамском неглиже - вся идея, а кому Мировая Идея предстает в неглиже.
Тема сисек давно раскрыта, а все остальное вообще, похоже, не в тему.
Мы решили написать стих про то, что ничто под Луною не ново,
Но не знаем, с чего начать, потому что мысль эта сама по себе не нова.
Надо было бы, вообще-то, Книгу Экклезиаста нам прочитать сперва.
Пробовали, но стало страшно - даже не подозревали, что все настолько хреново.
В шуме пущенной турбины
Так начинают. Года в два
От мамки рвутся в тьму мелодий,
Щебечут, свищут,- а слова
Являются о третьем годе.
(Б.Л. Пастернак)
Ну, что вы со свой музыкой, как маленькие, в самом деле.
Учили меня на пианино, учили... Потому что положено, то есть, надо.
Вот как только выпустили в большую жизнь из детского сада -
Так сразу приковали к инструменту. И проели... нет, плешь не проели.
Что я буду наговаривать. Не лысый до сих пор, хоть, отчасти, седой.
"Стыдно молвить, где". Удивительно, как некоторые стесняются слова "голова".
Возвращаясь, все же, к теме. Если выбирать, то, чем "слова, слова, слова" -
"Музыка, музыка, музыка" всяко лучше. Родившимся под счастливой звездой
И способным слушать многое дано. Например, в голову все это не брать.
Они же не знают, как это выглядит в словах, в формулах - не говоря.
Рояль дрожащий облизал, потом умылся кровавыми слезами сентября,
Отчитался о впечатлениях в стишке - и хоть трава не расти, на все насрать.
Про шум и ярость
С Тобою древле, о Всесильный,
Могучий состязаться мнил...
(А.С. Пушкин)
Иногда здесь что-то происходит, но совсем уже редко.
Например, был случай - заквасился первичный бульон,
И потом, дюжину раз, к кому-нибудь приходил Почтальон:
Динозавры? Распишитесь, пожалуйста, вам Черная Метка.
Что ж мы так всё носимся с нашей хваленой новизной?
"Завтра, завтра, завтра" - какой поднадоевший мотив.
А не натянуть ли нам, от скуки, на Землю презерватив?
Или погасим Солнце? Да ладно, давай лучше еще по одной.
Важные вещи повторяются, и сегодня на вчера похоже:
Деревья, круги на воде, песок, ветер, трава, пчела,
И сумма углов треугольника - все те же два прямых угла,
Пространство, внутри и снаружи, оно вовеки все то же.
Новогодняя ночь
Если бы каждый раз становилось лучше, чем было,
Мы бы давно уже жили, в хорошем смысле, в раю.
Обычно все дело сводится к обмену шила на мыло
И к новому зверю, приходящему за ложащимися на краю.
Но, если всегда мыслить здраво и делать умные лица
(Для этого нужно с закрытым ртом считать зубы языком),
Будет такая тоска, от которой впору застрелиться.
Уж лучше сидеть, хоть раз в год, дурак дураком,
И надеяться на лучшее, даже на чудо, наперекор всему.
Надежда на чудо - это ведь и есть счастье, само по себе,
Глядь - что-то придется по сердцу, а что-то сделают по уму,
И только потом, нескоро, нам сыграют на известной трубе.
Светская хроника
Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе,
И счастье я могу постигнуть на земле,
И в небесах я вижу Бога
(М. Лермонтов)
Вместо Всемирного потопа - залили с потолка пьяные соседи,
Вместо радуги, как знамение, показали потом средний палец.
Настойчивые звонки в дверь - заместо кимвала звенящей меди.
Бог не умер, Он на каникулах, но человек теперь юбер аллес.
Вместо дождя огненного с серой - просто сгорел компьютер.
С ангелами не боремся, зачем? - ногу можно сломать и так.
Если кто на чем-то стоит, и не может иначе, то вряд ли Лютер,
Скорее, очередной не умеющий слушать собеседника унылый мудак.
Какой интерес препираться, чего именно Павел послал галатам,
И за что так Иова, который был праведен и уклонялся от зла.
Раз уж жизнь удалась, давайте разложимся мордами по салатам,
Тоже способ согнать морщины с этого... как его... а, вспомнил, - с чела.
Памятник
Все равно меня не отчеканят
На монетах заместо герба.
В.С. Высоцкий
Простынешь - вспомнишь про млекопитание, горячее молоко, немного меду,
То ли млекопитать, то ли млекопитаться - одним словом, припасть к корням,
Как положено в час суровых испытаний. И долго буду тем любезен я народу,
Что иногда оставлял мировую скорбь и писал простейшие вещи, типа ням-ням.
Оставим великое людям с гордыми именами Фидель Кастро или Джавахарлал Неру.
Но как хочется верить про друг степей калмык и про умру я, но не весь.
Где взять памятник, да ладно, хоть рукотворный? Если б курил, к примеру,
Могли б изобразить с сигаретой, с табличкой на пьедестале - "Курить только здесь".
Контркультура
Не то центр искусств "Тахелес", не то просто "Тухес", в общем, что-то такое.
Стены, помню, разрисованы, а вот как называется - вспомнить уже не могу.
Ну, не все люди понимают, что самая большая энергия - это энергия покоя,
И что есть эпатаж покруче, чем выписывать лозунги желтой струей на снегу.
Зачем непрерывно напоминать всем про кишки и прочие гениталии?
Чистому все чисто. При взгляде по-настоящему пристальном, в полной мере,
Только и найдешь - электроны, кварки, фотоны, глюоны, ну, и так далее,
Одни и те же - что в куске говна, что в самой разнаиклассической Венере.
Есть сказки, что рассказывают ангелы, чтоб не уснуть при исполнении -
Про мир, нарисованный тонкой линией по пустоте, но не терпящий пустоты,
Про сосуды глиняные, что разбиваются, ибо сделаны без дуновения,
Хотя, вообще-то, не ангельское это дело - стирать случайные черты.
Зима, все время зима
Снег выпал и не тает, а лежит, как у Брейгеля на картинах,
То есть, не на самих картинах - они-то под крышей, в музеях,
А на изображаемом. Скоро, запутавшись в собственных затеях
(Глобальное потепление, то-се), поплывем величаво на льдинах
Прямо в северное сияние, но не в смысле - шампанское с коньяком
(Где шампанское подразумевалось советское, а коньяк типа "Плиски"),
А в то, которым любовался мой дед на Печоре, и даже оставил записки
В назидание внуку, а он, то есть, я, вырос, к сожалению, дурак дураком
И не понимает, где прямой угол, а где кипит при девяноста градусах вода,
И какой курс держать, чтоб точно между Медведицами, Малой и Большой.
А, что говорить, - звезды к нам по-доброму, со всей, можно сказать, душой,
А мы только и знаем, что уставиться на них и выть - гори, гори, моя звезда.
House of the Rising Sun
В грехе и в нищете, в нищете, говорю, и в грехе,
И восходит солнце в одноименном доме, и спешит
К месту своему, где оно заходит, и притом шуршит,
Как тараканы в шелухе, в луковой, говорю, шелухе.
Не рассчитано на то, что Нью-Орлеан как таковой
Хоть тушкой, хоть чучелом, Нью-Орлеан, говорю,
Кровавыми слезами умоешься, хоть не заря, к сентябрю,
А, кстати, половой вопрос, вопрос, говорю, половой.
Почему, если поет с душой, то неважно, кто в миру,
И еще посмотрим про город цепей, велосипедных цепей.
Раз тебя не забили, ты забей, на все, говорю, забей,
Навсегда покидая непонятно что, но понятно, что поутру.
Март
В марте грачи и Наполеоны возвращаются с юга,
Сонные медведи вылезают проветриться из берлог,
Кровопиец начинает казаться милее, чем ворюга,
Орут коты, и хуже, чем обычно, варит котелок.
Сугробы проседают и покрываются черной коркой,
Иногда так пахнёт, будто Сам нам сказал "привет",
Грязь пахнет весной, а чистота пахнет хлоркой,
И небо... ну, знаете, такой особый мартовский цвет.
Я не люблю март, не хочу объяснять, есть причины,
Но и такую спицу не выкинешь все же, колесо ломая,
Зиму опять пережили, нет, ну какие же мы молодчины,
Скоро зацветут яблони, потерпим до апреля - до мая.
Остров доктора Моро
Вежливо улыбаться - это закон, здороваться при встрече,
Не есть сырого мяса, никогда не давать инстинктам воли.
Человек - царь природы, его никто уже не посмеет калечить,
Выструганного из зверя, наспех отмытого от воплей и боли.
Мастер способен найти человека без всякого фонаря,
Сделать из гориллы, гиены, свиньи, да хоть утконоса,
Невозможно представить, чтобы все это оказалось зря.
Вот что важно, а не то, что не изобрели еще наркоза.
Все для нашего же блага, а неоправдавшие Его ожидания,
У кого при досмотре найдется не лицо, а звериная морда,
Возвращаются на необходимую переделку в Дом Страдания
И учатся гордо реять и звучать, соответственно, гордо.
***
Все читавшие Честертона знают, что лист нужно прятать в лесу,
Сломанную шпагу - в куче собранного пионерами металлолома,
Маленькие личные радости - в эпохе всеобщего большого облома,
И в исторических свершениях - вредную привычку ковырять в носу.
Смерть прячут в иголке или перстне, джинна в лампе, яйцо в ларце,
Собаку Баскервилей - на болоте, в месте мокром, опасном и диком,
Капитана Ахава - с его кораблем и примкнувшим к ним Моби Диком,
Впрочем, море отдаст своих спрятанных, но только в самом конце.
Превратности метемпсихоза
Посмертные воздаяния за разные грехи полагаются разные тоже.
Кто возрождается котом, а кто и веником, которым гоняют кота.
По-ненашему - колесо сансары, по-нашему - суета сует, все суета.
Но вот к совсем потерявшим себя, к тем отношение всего строже.
Развоплотившиеся при жизни, заблудившиеся в лабиринте из слов,
Моловшие языком, хоть предупреждали их про мельничные жернова,
Могут воплотиться в небывалом образе многоглокой куздры сперва,
С перспективой докатиться впоследствии и до будланутых бокров.
Копающие, вместо вавилонской башни, вавилонский котлован до ада,
Не заслужили воплощения в бесхитростную и простую обычную тварь,
Во что-нибудь из старого каталога "я червь - я бог - я раб - я царь",
Из обитателей зоосада, или даже из обитателей ботанического сада.
Про счастье
Ошибочка вышла, оговорился человек, бывает.
Человек создан для счастья, как птица для бульона,
Как Эсхил для черепахи, как М.А.Берлиоз для трамвая
И как старуха-процентщица для начинающего Наполеона.
Счастье придет незаметно на толстых пушистых лапах,
Совсем неотличимое от раскормленной полярной лисицы.
Справа его будет сопровождать Жеглов, слева - Шарапов.
По протоколу счастью полагаются сопровождающие лица.
Враг моего врага мне друг, ад моего ада мне рай.
Проводочек в мозг, в центр удовольствия, прочее детали.
Земля, к сожалению, круглая, а то приходили б на край
И туда, где поинтересней, с разбегу бы все улетали.
Хорошее отношение к мыслям
Мысль резаная-перерезаная но недорезаная на операционном столе
В бестеневом свете с хирургической точностью подобранных слов
Недоограненная под икосаэдр с его дивной соразмерностью углов
Уползла откатилась забилась спряталась и перемазалась в земле
Она не хочет когда ну вообще зачем ее так это хуже чем гвоздями
Она суки живая а вы ее к философам блять прямо как в змеиной яме
Вас бы так формулировали опровергали контрпримерами и шлифовали
Втискивали обтесывали и согласовывали небось понравится едва ли
Не на того напали завопите рабочее время кончилось нашли дурака
Нежные тварюшки понимаете нет а мы им все цыгарками в харю тычем
Отмучилась бедная уже в раю будет теперь легким дуновением ветерка
Шелестом листвы шумом прибоя плохо формализуемым щебетом птичьим
Любуясь цветущей сакурой
Мир с нами по-хорошему - и мы с ним по-хорошему.
Мир с нами по-человечески - и мы с ним по-людски.
Нет, рычит, бросается и пытается порвать на куски,
И порвал бы, да кто ж ему даст, даст-то, говорю, кто ж ему.
Хроника пикирующего бомбардировщика, смерти в рассрочку,
Из сырой темноты в сырую темноту, а потом в мир теней,
С возможностью по дороге радоваться каждому цветочку,
Отчего еще сильней обидно, отчего обидно, говорю, еще сильней.
Про хорошие отношения и лошадей
Милые люди, но ни в чем нельзя положиться,
Скрасят по пустякам, при первом удобном зароют.
Смешались в кучу, с тех пор, как разрушили Трою,
Кони, люди и другие сопровождающие лица.
Полые люди, чучела, а не люди, по слову поэта,
Троянские кони, фаршированные мечом и оралом,
Умные, как стальные машины, что дышат интегралом,
И жизнерадостные, как песенка герцога из "Риголетто".
Сердце красавицы, мозг мудреца, золото Паламеда,
Гнев Ахилла, чай мне не пить или миру провалиться,
Забиться за шкаф, тяпнуть за палец и застрелиться,
Друзья собеседники единомышленники плохая примета.